Турецкую экономику сильно лихорадило все последние годы. Валютный кризис 2018 года оказался неожиданным для властей, но вполне предсказуемым, учитывая прежнюю финансовую политику — слишком мягкую и игнорирующую все возможные риски. В результате кризиса, связанного с оттоком капитала, разорились сотни крупных бизнесов, а лира в течение 2018 года подешевела к доллару в полтора раза (на пике в сентябре 2018 года — почти в два). Тогда впервые аналитики заговорили о возможности дефолта, но к концу года ситуацию удалось стабилизировать благодаря драконовским мерам, включая повышение ставки выше 20%. Ценой, которую пришлось заплатить за эту стабилизацию, стал экономический рост в 0,9%. Сама по себе цифра могла бы считаться неплохой, если бы не рост населения страны (включая миграцию беженцев из Сирии), который существенно обгоняет темпы экономического развития.
Как бы то ни было, но к началу текущего года Турция начала постепенно восстанавливаться от кризиса, когда навалилась новая напасть. С начала года лира обвалилась на 15%. Чуть-чуть ситуацию смягчило лишь то, что эпидемия ударила до начала туристического сезона, в результате потери от коронавирусного кризиса пока оказались меньше, чем могли бы быть.
Турецкую экономику в ряду относительно успешных развивающихся стран выделяет одна особенность. Если большинство других государств схожего уровня развития являются в первую очередь экспортно ориентированными и имеют крупный профицит платежного баланса, то в Турции ситуация противоположная. Несмотря на то что страна является крупным экспортером, ее баланс — хронически отрицательный. В 2017 году он составил $47 млрд (13% ВВП), в 2018-м, на фоне обвала лиры, — $27 млрд. Разница компенсируется заимствованиями из-за рубежа. На данный момент общий объем внешнего долга (государственного, частного и корпоративного) составляет около $450 млрд, или без малого 60% ВВП.
На долю государства приходится сравнительно немного: весь госдолг не превышает 30% ВВП, а чистый, за вычетом активов, — менее 8%. Это очень неплохой показатель для развивающейся страны, однако привычка местных компаний финансироваться за счет валютных займов делает национальной экономику подверженной, как говорят экономисты, «внешним шокам».
В настоящий момент ситуация выглядит особенно острой, из-за того что очень большая часть задолженности — краткосрочная. В ближайшие 12 месяцев турецким резидентам нужно будет выплатить $172 млрд. Эта сумма не покрывается международными резервами страны, составляющими на сегодняшний день $89 млрд. Чистые же резервы за вычетом международных обязательств, составляют всего $27 млрд, из которых свыше 90% — заимствования у местных коммерческих банков в рамках своп-программ. Без их учета ЗВР Турции опускаются к крошечным $1,5 млрд — это явно не та сумма, с которой страна может уверенно готовиться встречать кризис.
Международные инвесторы хорошо видят образовавшиеся риски. Стоимость кредитных дефолтных свопов (CDS), являющихся инструментом хеджирования опасности суверенного дефолта, составили для Турции 631 пункт к началу апреля. Другими словам, рынок оценивает шансы республики прекратить выплаты по обязательствам в 6,3%. Этот показатель уже выше уровня на пике кризиса 2018 года и пока уступает лишь катастрофическим цифрам октября 2008 года.
Кризисная ситуация в определенный момент может дойти до того, что Турции срочно потребуется заем от МВФ. В истории республики такого не было еще никогда. Представители руководства страны пока заявляют, что такой нужды нет. Однако и до пика финансового кризиса Анкаре пока еще далеко.
Потенциал ухудшения ситуации серьезный. Во-первых, вскоре начнется туристический сезон, который в этом году может быть почти полностью отменен, если эпидемия не пойдет на спад в ближайший месяц. Но даже в этом случае туристический поток будет, вероятно, меньше, чем в предыдущие годы. Это означает, что турецкая экономика недосчитается миллиардов долларов (в последние годы валютная выручка туриндустрии составляла около $30 млрд) и валютный кризис обострится. Вторая проблема связана с резким снижением спроса на турецкую продукцию за рубежом из-за наступления глобальной рецессии.
Если экспортно ориентированные экономики действуют по принципу «в любой непонятной ситуации девальвируй валюту», то для Турции такой подход может оказаться чреватым — хотя лира и так просела в последние месяцы. Дело в том, что слишком сильный рост курса доллара и евро для полагающихся на валютное финансирование турецких предпринимателей будет убийственным. Равно как и для местных банков, выдавших им кредиты в иностранной валюте.
Сложная ситуация на валютном рынке является одной из причин, почему президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган предложил пока очень скромные меры борьбы с надвигающейся рецессией. 18 марта Эрдоган выступил с антикризисной программой, предполагающей расходование государством эквивалента $15 млрд, что составляет лишь 2% от ВВП. Турецкий бизнес пишет открытые письма с просьбой увеличить объем стимулирующих мер, но пока государство предлагает гражданам помочь себе самим и поддержать экономику личными взносами (по примеру самого Эрдогана, который пожертвовал семью месячными зарплатами). Такая осторожность понятна, поскольку лишней валюты в стране нет, а просто напечатав лиры, можно устроить обвал курса.
Шаткое положение Турции делает ее одним из слабых звеньев мировой экономики. ВВП страны достаточно велик — достигает $750 млрд. В случае если Анкара допустит дефолт или ее экономический спад окажется слишком сильным, цепная реакция может пойти по всему региону Ближнего Востока и за его пределы.